- Приветствую, господа, - наг склоняется в лёгком поклоне: не чрезмерном, лишенном раболепия, но, вместе с тем - и панибратства, как пристало могущественному и влиятельному волшебнику приветствовать одних из власть имущих древнего города. - Я ценю ваше доверие и приложу все усилия, чтобы оправдать его, - и пускай в глазах уже знакомого ему эльфа, расположившегося в кресле, чуть в стороне, читается нескрываемое сомнение - для Ил'Шариса в данном случае это не имеет решающего значения. Пусть высший и обладает значительным авторитетом - но сейчас является лишь гостем, оставляя последнее слово за хозяевами дома. На которых наг и сосредотачивает своё внимание, за внешней доброжелательной нейтральностью скрывая сложную смесь чувств из интереса, мягкого тепла и смутной зависти - подобно драгоценному камню с едва уловимыми микротрещинами. Мужчина лет сорока, в каждом взгляде и жесте которого читается сдержанное благородство, стоящий напротив джинна, а в глубине помещения, на бархатной софе и вокруг неё разместились четверо: двое юношей, чьё родство выдают лишь черты лица, но каждый взгляд и движение кричат о разности характеров, хрупкая юная девушка, в которой таится сила цветка, способного прорасти на камнях и, собственно, та, ради кого всё это и затевалось - Лейрис, напоминающая натянутую струну в этот момент. Пускай в каждом из них и читается свой, особый, характер, Ил'Шарису достаточно понаблюдать за ними лишь несколько минут, чтобы понять: перед ним - семья, и даже разделить её членов - всё равно будет ощущаться их незримое присутствие рядом друг с другом, незримо поддерживающее на пути любого их них. И нагу, чьи родственники сами по себе, даже когда собираются вместе, сложно понять и принять это.

Впрочем, эти переживания он быстро отметает на задний план: сейчас главной заботой является девочка, ради которой его, собственно, и пригласили. С позволения отца, Лейрис рассказывает о происходящем с ней самостоятельно - и Ил'Шарис медленно сосредоточенно кивает, опуская веки. Всё услышанное, а также увиденное при последней встрече и в самом деле выглядит, мягко говоря... необычно - и, вместе с тем, ощущается неуловимо... знакомо. Пускай ничего конкретного он сказать и не может, да и додумывать не стремится.

- Полагаю, необходимо начать с тщательного изучения ауры - это поможет понять, что могло изменить Вашу дочь подобным образом, - мягко говорит он вслух - и, получив согласие Маркоса, осторожно подходит к девочке. Элен, обнимавшая её, и Филипп с Адрианом, стоявшие рядом, нехотя отступают в сторону, оставляя сестру с магом как бы наедине, в незримом кругу, отделяющем их от остальных. Та же смотрит на него настороженно - и наг ободряюще ей улыбается уголками губ. - Готова? Не беспокойся, ты ничего не почувствуешь. Просто сиди спокойно, расслабься, - причем, эти объяснения, скорее, предназначены для окружающих: что-то подсказывает Ил'Шарису, что девочка и так прекрасно понимает, что от неё требуется.

Полукровка же, тем временем сделав медленный глубокий вдох, словно собираясь с мыслями, серьёзно кивает - и джинн устремляет на её ауру долгий изучающий взгляд. На первый взгляд, она кажется вполне обычной: нейтрального светло-зелёного цвета, плотная, равномерно окутывающая силуэт, подобно шелковому покрову, наделённая лишь одной особенностью - наполненностью  магией, как у настоящего полноценного волшебника или астрального существа, пускай при этом и не дающая полноценного представления о конкретных способностях и природе своей обладательницы. Но Ил'Шарис не собирается останавливаться на этом, усилием воли пытаясь проникнуть под внешнюю оболочку - и в какой-то момент просто проваливается в неё, словно в бездну. Аура Лейрис раскрывается перед ним, словно ночной цветок с наступлением утра: всё еще целостная, но уже в разы более сложная и многомерная, словно сотканная из диаметрально противоположных составляющих, которые, впрочем, сошлись друг с дружкой, как влитые, составив невероятную конфигурацию, источающая ровный холодный цвет цвета морской волны, пропитанная магией, словно губка, опущенная в воду. Нет никаких сомнений: перед ним - кто угодно, но только не ребёнок.

Наг единым плавным движением разрывает дистанцию, глаза его горят, как у гончей, взявшей след. Но говорит он при этом тихо и крайне мягко - словно боясь спугнуть постепенно оформляющуюся догадку.

- У меня есть некоторые предположения - но для того, чтобы говорить наверняка, мне потребуется погрузиться в разум вашей дочери. Но уже то, что я увидел, крайне... необычно.

Отредактировано Лейрис (2025-09-10 01:33:33)

- Угроза есть всегда, - бесстрастным голосом замечает Ил'Шарис - но, видя, как вскидываются напряженно глава рода и его младший сын, сразу же успокаивающе уточняет, - однако в нашем случае она минимальна, если ты, - тут он поворачивается к девочке, вновь опускаясь перед ней на одно колено,- добровольно впустишь меня в свою память. Уверяю, я спокойно восприму увиденное и не стану рассказывать о нём никому без твоего прямого и осознанного дозволения. Шша'аш вссша'хри: ас'ер ис'сс хааресс, - касается правой рукой лба, а второй сердца - и без особого удивления наблюдает, когда его маленькая собеседница совершает аналогичный жест, отвечая на ритуальную фразу, означающую примерно следующее: "Пускай будет свидетелем вечность: я говорю от сердца" традиционной формулировкой: - Исс'ра ссттхаа'хх ссшшар, - "Я слышу и принимаю". Их раскрытые ладони замирают на расстоянии тепла, почти что соприкасаясь кончиками пальцев, держатся так пару мгновений - и отстраняются плавно. На этом ритуал считается соблюденным - и наг благодарно и ободряюще улыбается девочке уголками губ, которая хоть и кивает успокаивающе  своим близким, но в глубине её глаз притаилась растерянность: она явно сама от себя такого не ожидала. Да и старшие члены её семьи смотрят на неё во все глаза, будучи удивлёнными не меньше самой полукровки.

Как бы то ни было, сейчас остальные присутствующие снова теряют своё значение для него: осталась только одна лишь Лейрис, на лоб которой он кладёт руку на лоб и сосредотачивается, шепча про себя заклинание. Та, прикрывая глаза, не сопротивляется и не пытается ничего скрыть, позволяя ему неспешно брести среди множества воспоминаний, постепенно углубляясь в них, словно в многоуровневые пещеры. Все воспоминания идут в порядке, что наиболее ближе к хронологическому: от раннего детства до настоящих дней - и наг улыбается снисходительно и тепло: маленькая Лейрис совершенно не напоминает Сирш и Тишь в том же возрасте, и ему, признаться, всегда не хватало вот этой искренности и теплоты в их семье. Но вот те воспоминания, что идут дальше, заставляют его нахмуриться.

"Для чего тебе всё-таки эта девочка, Гвилвилет?.. Ради какой Бездны тебе понадобилось так держать её?.." - Ил'Шарис отдалённо знаком с этой эльфийской чародейкой, в основном - по редким рассказам старшей из сестёр, которая была дружна с ней. И сейчас отчаянно сожалеет, что маленькая полукровка в своё время не разглядела круг призыва в подробностях, различив лишь отдельные символы, не дающие понять, что к чему - почему тот кажется ему невероятно важным. Да и в целом интерес к ней главы дома Эсшариэль, с которой была дружна его сестра, видится ему слишком странным, чтобы считаться простым совпадением.

Он идёт дальше, наблюдает за жизнью Лейрис в Аш-Нарэлле, за её побегом в сопровождении двух эльфов, их путешествием... Ничего принципиально необычного, вскоре он уже увидит всё, что только можно было... пока среди множества образов не видит тот, что заставляет его замереть:

"...Наконец, ты начинаешь меня понимать, да? Я не верю, что могущественные маги, к тому же, обладающие, как минимум, дара провидения, выживают из ума к старости..." - полукровка упоминала о своих видениях в Орио, но вот слышать в них голос Шелис... Это кажется невероятным, почти невозможным - но, вкупе с уже увиденным и услышанным, заставляет пытаться сложить эту головоломку.

Этих видений-воспоминаний в Замке Ясеня несколько, но они ощущаются... странно - словно ответвление от основной тропы детского восприятие, уходящее куда-то в самую глубь подземелий, затянутое туманом бессознательного, как будто Лейрис отказывается вспоминать это. Однако, наг всё равно сворачивает туда - и оказывается в огромной пещере, заполненной осколками стекла, некогда представлявшими из себя полноценный витраж, а сейчас являвшимися лишь фрагментами, показывающими обрывки голосов, образов, запахов, звуков. Всего этого так много, и оно наваливается на Ил'Шариса с такой неожиданной силой, что тот, возвращаясь в реальность, отстраняется чрезмерно резко, вызывая у Лейрис тень боли, промелькнувшую на лице. К счастью, девочка достаточно быстро приходит в себя и теперь внимательно смотрит на него, равно, как и все остальные.

Джин же осторожно отступает от неё, опускается в свободное кресло и долго молчит, прижав костяшки пальцев к губам. Весь охотничий азарт испарился, не осталось больше ни интереса, ни радости - несмотря на то, что его открытие является крайне занимательным, и, по идее, он должен быть только рад возможности изучить его подробнее. Но вместо этого Ил'Шарис чувствует себя опустошенным, не зная толком, как объяснить увиденное семье, ждущей от него хороших новостей - которых просто нет. Впрочем, равно как и плохих. Скорее, они подпадают под категорию "другое".

- Кто-нибудь из вас занимался рисованием? В частности, знаком с техникой смешивания красок? - помолчав, наконец спрашивает он, собравшись с мыслями и определившись, с чего, хотя бы, стоит начать.

- Я, - слегка приподнимает руку озадаченная старшая сестра девочки - кажется, её зовут Элен. Наг серьёзно кивает ей.

- Что получится, если смешать желтый и синий цвета? - сейчас он старается говорить максимально мягким тоном.

- Зелёный, - растерянно говорит та и замирает: в её глазах отчетливо читаются попытки понять, что гость пытается донести до них с помощью этой метафоры.

Наг терпеливо смотрит на вспыхнувшего старшего сына и отца, балансирующего на грани вежливости.

"Вот поэтому мне порой сложно общаться со смертными: они слишком спешат. Впрочем... в данном случае их можно понять".

Да, никакой угрозы для Лейрис нет, изменить ничего нельзя - всё уже случилось, и потому спешить просто не имеет смысла; да и Ил'Шарис в самом деле растерян: то, с чем он столкнулся в сознании девочки, лежит далеко за гранью повседневной - или даже магической - логики. И если объяснить хотя бы в общих чертах, с чем они имеют дело, еще можно, то вот полностью осознать и принять это... уже сложнее. Но семья девочки этого просто не понимает: в её глазах джинн просто преступно тянет время.

"Увы, полной ясности у меня для вас нет. Могу предложить только одну неопределённость вместо другой".

- В теле вашей дочери находится... не совсем она, - наконец, подбирает наг как можно более мягкую и, вместе с тем, точную формулировку. 

- Вы хотите сказать, что наша Соль - одержима?! - вскидывается младший из сыновей, перебивая гостя. С учетом того, какой огонь горит в его глазах, даже удивительно, что он так долго молчал, лишь меряя шагами комнату. Ил'Шарис бросает на него холодный, выдающий лёгкое недовольство, взгляд - и качает отрицательно головой.

- Нет. В неё была подселена - склонен полагать, что никем иным, как самой Гвилвилет - чужеродная сущность насильственным для них обоих путём. Обычно в таких случаях сильная личность подавляет более слабую и либо загоняет в самые дальние уголки подсознания, либо вовсе бесследно уничтожает. Однако, в данной ситуации по причинам, о которых я могу пока лишь догадываться, сознание вашей дочери и её гостьи соединились, образуя новую личность с довольно любопытным сочетанием значительной части навыков и характера гостьи - и памяти и самовосприятия Лейрис. Собственно, мой вопрос про цвета был не случайным: пускай это и аллегория - но, тем не менее, она достаточно ясно описывает произошедшее. 

- Погодите... - Элен сосредоточенно хмурится, переплетая и сжимая пальцы. - Вы называете того, кого... вселили в Соль, "гостьей". Вам известно, кто это?..

- Боюсь, что да, - наг сжимает губы, будучи сам не в силах понять свои чувства в этот момент. - Это моя сестра.

- Это не иллюзия, господин ди Мора. - Подал голос Ирсиэль.
Предположение нага показалось ему довольно... странным. Ранее он никогда не слышал ни о чем подобном. И, тем не менее, оно слишком хорошо объясняло все странности в поведении Лейрис, которым он стал свидетелем.
Взгляды собравшихся обратились в его сторону. Эльф неожиданно ощутил себя ужасающе некомфортно. Прежде ему не доводилось сталкиваться с ситуацией, когда родным пациента приходится сообщать, что случай безнадежен. Во всяком случае, он всегда хотя бы мог дать указание, к кому обратиться за помощью, если сам он помочь не в силах. Но сейчас... Сейчас, похоже, ситуация выглядит именно безнадежной. Или?..
- Во всяком случае, это не одержимость в любой ее форме. И я не уверен, что можно удалить чужую личность, не нанеся фатального вреда психике самой Лейрис.
И еще меньше Ирсиэль был уверен в том, что наг бы позволил совершить нечто подобное. В конце концов, "чужой" эта личность была для Маркоса и его детей, но никак не для самого Ил'Шариса. Пожалуй, следует скорее надеяться, что он не решит стереть "чужую" личность из сознания собственной сестры.
- И, тем не менее, я твердо убежден, что не существует заболевания или... ненормального состояния, которое не могло бы быть исцелено. Правда... - эльф на миг запнулся, но пришедшая в голову мысль показалась ему достаточно веской, чтобы держать ее при себе. - Правда, я совершенно не уверен, что сама Лейрис согласится на то, что мы полагаем исцелением. А ведь в сложившейся ситуации, боюсь, решающим должно стать именно ее мнение.

Подпись автора

Маркос слушал, не прерывая, и чем дальше говорил Ил’Шарис, тем тяжелее становился его взгляд. Он ощущал, как каждое слово, каждая деталь словно превращаются в камни, ложащиеся на плечи семьи. И всё же глава рода обязан был оставаться каменной стеной — пока дети колеблются, пока их страхи рвут душу, он должен быть тем, кто удерживает всех на плаву.

— Значит, возвращения к прежнему уже не будет, — тихо произнёс он, и в его голосе не было ни гнева, ни отчаяния, лишь твёрдое принятие. — Мы слишком долго ждали, слишком надеялись, что это только рана, которую можно залечить временем. Но рана стала частью её самой. — Он перевёл взгляд на дочь, и в этот миг в его глазах вспыхнула теплая, безусловная нежность. — Лейрис остаётся моей дочерью. И ничто не заставит меня считать иначе.

Он откинулся в кресле, сжав подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Его мысли, однако, оставались спокойными: решение он принял.
— Если слияние произошло и закрепилось, мы не станем калечить её ради призрака «прошлой жизни». Пусть она стала иной, но она всё равно — часть этой семьи. И от этого мы не откажемся.

Адриан шагнул вперёд, будто не выдержав тишины, повисшей после слов отца. Его лицо всё ещё горело внутренним смятением.
— Но что теперь? — в голосе звучал надлом, почти мольба. — Если это... если в ней действительно две, сплетённые в одно... как нам к ней относиться? Как к Соли? Как к... сестре нага? Или как к чужой, которая просто носит её облик? — Он резко выдохнул, словно сам испугался сказанного, и опустил глаза. — Я хочу верить, что она всё та же. Что это просто... шрамы. Но ты сам сказал, отец: прежнего больше нет.

Он поднял взгляд на Ил’Шариса, и в глазах молодого мужчины вспыхнул вызов, перемешанный с отчаянием:
— Ты называешь её своей сестрой. А я называю её своей. И мы не позволим спорить об этом так, словно речь идёт о вещи, разделённой на части. Так скажи нам прямо, Санкаршана: кем она станет завтра? Чего нам ждать? Можем ли мы жить с этим — или однажды проснёмся и увидим рядом совсем другую Лейрис?

Маркос не остановил сына, позволив словам прозвучать. Он понимал: вопросы Адриана — это голос всей семьи. То, что он сам думает, но не высказывает.